Я все не решалась написать о судьбах еврейского народа в Транснистрии. Слишком больно и тяжело. Поэтому говорить здесь буду не я, а исторические факты и воспоминания узников Балтского гетто.читать дальшеДля евреев в оккупированной нацистами Европе не было исторического выбора, что всё «как-то уладится, что можно будет договориться с местными и пришлыми правителями», как это бывало в трагичной еврейской истории на протяжении веков. По идеологии нацистов, их расовой теории о неполноценности евреев, как «низшей расы недочеловеков», все евреи оккупированных гитлеровской Германией стран были обречены на тотальное истребление.
На начало войны в Балте насчитывалось почти 12 тысяч евреев. Некоторое количество евреев города успело эвакуироваться. 5 августа немецкие и румынские войска оккупировали город. 7 августа в Балте было убито около 200 евреев (60 местных, 140 беженцев из Бессарабии).
Город вошел в состав новой административной единицы - Транснистрии. Осенью-зимой 1941 г. в Балту было депортировано около полутора тыс. евреев Бессарабии. В декабре 1941 г. создано гетто, в котором было заключено около четырех тыс. человек. В июле 1942 г. прибыло еще 200 бессарабских евреев. Многие из жителей гетто, особенно из числа беженцев и депортированных, погибли от голода и болезней. Всего в Балтском районе были созданы 41 гетто и концентрационный лагерь. В конце 1941 г. 1500 евреев были высланы в Винницкую область, где содержались в концентрационных и рабочих лагерях Ободковского и Тростянецкого районов. Из них в Балту вернулись около 500 человек. Весной 1943 г. работоспособных евреев из Балты отправили в район Николаева в распоряжение организации «Тодт». В конце 1943 г. выжившим было разрешено вернуться в Балту. В декабре в гетто было расстреляно 83 человека.
Режим оккупации в Балте был менее жесток, чем в других гетто Украины и Белоруссии, поскольку территория контролировалась румынскими, а не немецкими войсками. Беззащитные люди умирали от болезней (были эпидемии), голода и холодов, но массовых убийств не было, евреи использовались на принудительных работах, получая за это скудное пропитание. Руководители еврейской общины организовали взаимопомощь узников. Если кто намеренно злодействовал, то это были полицаи, местные жители, добровольно пошедшие на службу к захватчикам. Среди них были патологические садисты и убийцы. Однако сначала, в 41-м, Балту захватили немцы, которые до передачи района румынской армии успели погубить тысячи евреев, как в Балте, так и в окрестных селах... Во главе подпольного горкома города стояла профессор Одесского университета Татьяна Фридман, присланная одесским подпольным обкомом. Из 56 подпольщиков, расстрелянных в марте 1944 г., было 11 евреев, в том числе Татьяна Фридман.
А за три дня до освобождения гетто в конце марта 44-го в город вошли эсесовцы, имея приказ уничтожить гетто. Найти всех, кто спрятался, они не успели. Тем не менее, после них улицы были завалены сотнями трупов расстрелянных евреев – убивали всех, кто был обнаружен. Это зрелище не только навечно осталось в памяти уцелевших, но и поразило солдат Красной Армии, выбивших немцев из города.
Из воспоминаний узника Балтского гетто Аркадия Шухта
«Привезли нас в Балту, в уездную жандармерию. Маму схватили и стали бить рукояткой нагана по голове, она потеряла сознание. Ее облили водой и стали хлестать нагайкой... Избитых нас привезли в полуразрушенную избу по улице Сенянской, 1. Это было знаменитое Балтское гетто.
Конец декабря 41-го и январь 42-го были для нас самыми печальными. В бараке, где нас разместили, свободных мест не было. Чтобы сесть, ждали, когда уберут трупы. Умирали каждый день. А наша мама после того страшного избиения не поднималась, все время бредила. А 31 декабря она знаком подозвала меня, достала припрятанные два сухарика и отдала мне. Она поцеловала нас, а утром 1 января ее не стало. Она еще пролежала несколько дней, пока не подошла очередь убирать трупы. Так мы с братиком стали сиротами…
Одолевали голод и тиф. Мне на правах старшего надо было что-то предпринимать. Я попытался выйти за пределы гетто, чтобы достать хоть какую-то еду. У одного дома стал собирать картофельные очистки и жадно их глотать. Как потом оказалось, за мной с противоположной стороны улицы наблюдала женщина. Она позвала меня во двор, расспросила откуда я. И все время приговаривала: «Боже, покарай этих зверей-фашистов». Она меня накормила горячим борщом. До сих пор помню его неповторимый вкус! А потом сложила в сумочку хлеб и банку с борщом и сказала: «Для братика, и передашь другим детям». Это была милая и добрая Евдокия Юркова, наша спасительница, проживавшая в Балте по ул. Плотницкой, 2. Ее сын Василий и невестка Ефросинья стали для нас ангелами-хранителями. А вечером того же дня она пришла к нам в барак с целой сумкой еды. Надо ли говорить, как мы радовались этим подаркам!
Теперь я отчетливо понимаю, что сам по себе визит этой простой женщины в тифозный барак, где вперемешку лежали живые и мертвые, был подвигом. Она приходила к нам часто, кормила, успокаивала. А братик мой таял на глазах. Когда тетя Дуся пришла в очередной раз, братик уже кушать не мог. А 20 января 42-го его не стало. Меня перевели в т. н. сиротский барак. Семья тети Дуси не только помогала продуктами, но и прятала нас во время облав.
Сиротский барак – это особая территория. Оборванные, голодные и больные дети старались вести себя по-взрослому, помогали друг другу. Рядом со мной лежал Абраша Дерман, у которого были отморожены ноги. А девочку Соню из Кодымы старались кормить из ложечки, т. к. у нее были отморожены руки. Гриша Рабинович был весь в фурункулах, на животе зияла открытая рана… Старшие ухаживали за младшими. И все же настоящим героем мы считали Мишу Спектора. Его маму расстреляли в Кодымском Яру. Он убегал, его хватали. Однажды при очередном побеге он был ранен в ногу. А в гетто он вместе с другими старшими ребятами связался с партизанами и не раз участвовал в рейдах против оккупантов.
Часто фашисты врывались в барак, хватали тех, кто попадался и увозили на вокзал грузить военное имущество. Однажды и я попал в такую группу. По дороге нам удалось бежать. А после работы всех загнали в крестьянский дом, облили его бензином и подожгли. Все сгорели заживо. Потом мой товарищ Шуня нашел в хате обгоревший платок своей сестры.
А как не вспомнить «волонтеров» из гетто, которые опекали нас. Помогали чем могли. Помню замечательных женщин – Дору Абрамовну Мошес, Фиру Владимировну Перельмутер, Софью Наумовну, Иду Львовну и других. Это были наши новые мамы, заботливые и добрые. Как бы мы выжили без них? Нас возили на работу в местный кожевенный завод, где делали валенки. Работали по двенадцать часов. Это был каторжный труд. Из 500 с лишним детей, прошедших сиротский барак, в живых остались не более пятидесяти».
Я читала воспоминания узников Балтского гетто в книге И.Кошина «Помнить и рассказать», читала и плакала, очень сильно душа болела. Трудно воспринимать книгу просто как информацию – все слова – кровоточащая рана, она просто ошеломляет. И почти все написавшие вспоминают людей помогавших, спасавших евреев. Часто прятали целые семьи в сараях, погребах, землянках, переправляли в лес к партизанам. Были люди, которые наживались на чужом горе – приходили к гетто менять продукты на вещи, золото, но больше было тех, кто просто приносил немудреные продукты и кормил голодных людей, Спасали детей. Неподалёку от моей бабушки жила женщина, которая почти три года прятала у себя маленького мальчика Мойшу, переодев его в девичье платье, она выдавала его, свою дочь Машу. Благодаря этой женщине Мойше выжил.
В марте 1944 года в доме Софьи Владимировны Шониной – матери космонавта Г.С Шонина - нашли убежище евреи из Балтского гетто.
Стихотворение Семена Цванга, узника Балтского гетто, которого спасла Софья Владимировна.
«Бежали, убегали от беды
Из обреченного на гибель гетто.
И черный полог предрассветной тьмы
Высвечивали яркие ракеты.
У речки танк фашистский догорал,
А здесь еще фашисты у порога.
Лишь доносилось издали:
- Ура! Как возглас и надежды и тревоги.
Минута каждая ценою в жизнь.
Всю улицу с ума сводили крики.
Но далеко ли разве убежишь,
От пули и солдат на мотоцикле.
Вдруг голос из раскрытого окна, почти у кожзавода, под горою:
- Бегите люди поскорей сюда! Бегите побыстрей, мы вас укроем!
И - тишина. Свеча.
Сырой подвал казался райским уголком Вселенной.
Огарок тусклой свечки догорал, и приближал рассвет освобожденья.
Когда восторга отгремел салют
И люди из подвала выходили:
- Спасительница, как же вас зовут? Еврейка благодарная спросила.
- Я Шонина, я русская, я мать спасала вас без всякой тайной мысли.
- А стоило ли жизнью рисковать?
- Да стоило, во имя новой жизни!»
После освобождения в марте 1944 г. в Балте насчитывалось немногим более 2700 евреев.
На начало войны в Балте насчитывалось почти 12 тысяч евреев. Некоторое количество евреев города успело эвакуироваться. 5 августа немецкие и румынские войска оккупировали город. 7 августа в Балте было убито около 200 евреев (60 местных, 140 беженцев из Бессарабии).
Город вошел в состав новой административной единицы - Транснистрии. Осенью-зимой 1941 г. в Балту было депортировано около полутора тыс. евреев Бессарабии. В декабре 1941 г. создано гетто, в котором было заключено около четырех тыс. человек. В июле 1942 г. прибыло еще 200 бессарабских евреев. Многие из жителей гетто, особенно из числа беженцев и депортированных, погибли от голода и болезней. Всего в Балтском районе были созданы 41 гетто и концентрационный лагерь. В конце 1941 г. 1500 евреев были высланы в Винницкую область, где содержались в концентрационных и рабочих лагерях Ободковского и Тростянецкого районов. Из них в Балту вернулись около 500 человек. Весной 1943 г. работоспособных евреев из Балты отправили в район Николаева в распоряжение организации «Тодт». В конце 1943 г. выжившим было разрешено вернуться в Балту. В декабре в гетто было расстреляно 83 человека.
Режим оккупации в Балте был менее жесток, чем в других гетто Украины и Белоруссии, поскольку территория контролировалась румынскими, а не немецкими войсками. Беззащитные люди умирали от болезней (были эпидемии), голода и холодов, но массовых убийств не было, евреи использовались на принудительных работах, получая за это скудное пропитание. Руководители еврейской общины организовали взаимопомощь узников. Если кто намеренно злодействовал, то это были полицаи, местные жители, добровольно пошедшие на службу к захватчикам. Среди них были патологические садисты и убийцы. Однако сначала, в 41-м, Балту захватили немцы, которые до передачи района румынской армии успели погубить тысячи евреев, как в Балте, так и в окрестных селах... Во главе подпольного горкома города стояла профессор Одесского университета Татьяна Фридман, присланная одесским подпольным обкомом. Из 56 подпольщиков, расстрелянных в марте 1944 г., было 11 евреев, в том числе Татьяна Фридман.
А за три дня до освобождения гетто в конце марта 44-го в город вошли эсесовцы, имея приказ уничтожить гетто. Найти всех, кто спрятался, они не успели. Тем не менее, после них улицы были завалены сотнями трупов расстрелянных евреев – убивали всех, кто был обнаружен. Это зрелище не только навечно осталось в памяти уцелевших, но и поразило солдат Красной Армии, выбивших немцев из города.
Из воспоминаний узника Балтского гетто Аркадия Шухта
«Привезли нас в Балту, в уездную жандармерию. Маму схватили и стали бить рукояткой нагана по голове, она потеряла сознание. Ее облили водой и стали хлестать нагайкой... Избитых нас привезли в полуразрушенную избу по улице Сенянской, 1. Это было знаменитое Балтское гетто.
Конец декабря 41-го и январь 42-го были для нас самыми печальными. В бараке, где нас разместили, свободных мест не было. Чтобы сесть, ждали, когда уберут трупы. Умирали каждый день. А наша мама после того страшного избиения не поднималась, все время бредила. А 31 декабря она знаком подозвала меня, достала припрятанные два сухарика и отдала мне. Она поцеловала нас, а утром 1 января ее не стало. Она еще пролежала несколько дней, пока не подошла очередь убирать трупы. Так мы с братиком стали сиротами…
Одолевали голод и тиф. Мне на правах старшего надо было что-то предпринимать. Я попытался выйти за пределы гетто, чтобы достать хоть какую-то еду. У одного дома стал собирать картофельные очистки и жадно их глотать. Как потом оказалось, за мной с противоположной стороны улицы наблюдала женщина. Она позвала меня во двор, расспросила откуда я. И все время приговаривала: «Боже, покарай этих зверей-фашистов». Она меня накормила горячим борщом. До сих пор помню его неповторимый вкус! А потом сложила в сумочку хлеб и банку с борщом и сказала: «Для братика, и передашь другим детям». Это была милая и добрая Евдокия Юркова, наша спасительница, проживавшая в Балте по ул. Плотницкой, 2. Ее сын Василий и невестка Ефросинья стали для нас ангелами-хранителями. А вечером того же дня она пришла к нам в барак с целой сумкой еды. Надо ли говорить, как мы радовались этим подаркам!
Теперь я отчетливо понимаю, что сам по себе визит этой простой женщины в тифозный барак, где вперемешку лежали живые и мертвые, был подвигом. Она приходила к нам часто, кормила, успокаивала. А братик мой таял на глазах. Когда тетя Дуся пришла в очередной раз, братик уже кушать не мог. А 20 января 42-го его не стало. Меня перевели в т. н. сиротский барак. Семья тети Дуси не только помогала продуктами, но и прятала нас во время облав.
Сиротский барак – это особая территория. Оборванные, голодные и больные дети старались вести себя по-взрослому, помогали друг другу. Рядом со мной лежал Абраша Дерман, у которого были отморожены ноги. А девочку Соню из Кодымы старались кормить из ложечки, т. к. у нее были отморожены руки. Гриша Рабинович был весь в фурункулах, на животе зияла открытая рана… Старшие ухаживали за младшими. И все же настоящим героем мы считали Мишу Спектора. Его маму расстреляли в Кодымском Яру. Он убегал, его хватали. Однажды при очередном побеге он был ранен в ногу. А в гетто он вместе с другими старшими ребятами связался с партизанами и не раз участвовал в рейдах против оккупантов.
Часто фашисты врывались в барак, хватали тех, кто попадался и увозили на вокзал грузить военное имущество. Однажды и я попал в такую группу. По дороге нам удалось бежать. А после работы всех загнали в крестьянский дом, облили его бензином и подожгли. Все сгорели заживо. Потом мой товарищ Шуня нашел в хате обгоревший платок своей сестры.
А как не вспомнить «волонтеров» из гетто, которые опекали нас. Помогали чем могли. Помню замечательных женщин – Дору Абрамовну Мошес, Фиру Владимировну Перельмутер, Софью Наумовну, Иду Львовну и других. Это были наши новые мамы, заботливые и добрые. Как бы мы выжили без них? Нас возили на работу в местный кожевенный завод, где делали валенки. Работали по двенадцать часов. Это был каторжный труд. Из 500 с лишним детей, прошедших сиротский барак, в живых остались не более пятидесяти».
Я читала воспоминания узников Балтского гетто в книге И.Кошина «Помнить и рассказать», читала и плакала, очень сильно душа болела. Трудно воспринимать книгу просто как информацию – все слова – кровоточащая рана, она просто ошеломляет. И почти все написавшие вспоминают людей помогавших, спасавших евреев. Часто прятали целые семьи в сараях, погребах, землянках, переправляли в лес к партизанам. Были люди, которые наживались на чужом горе – приходили к гетто менять продукты на вещи, золото, но больше было тех, кто просто приносил немудреные продукты и кормил голодных людей, Спасали детей. Неподалёку от моей бабушки жила женщина, которая почти три года прятала у себя маленького мальчика Мойшу, переодев его в девичье платье, она выдавала его, свою дочь Машу. Благодаря этой женщине Мойше выжил.
В марте 1944 года в доме Софьи Владимировны Шониной – матери космонавта Г.С Шонина - нашли убежище евреи из Балтского гетто.
Стихотворение Семена Цванга, узника Балтского гетто, которого спасла Софья Владимировна.
«Бежали, убегали от беды
Из обреченного на гибель гетто.
И черный полог предрассветной тьмы
Высвечивали яркие ракеты.
У речки танк фашистский догорал,
А здесь еще фашисты у порога.
Лишь доносилось издали:
- Ура! Как возглас и надежды и тревоги.
Минута каждая ценою в жизнь.
Всю улицу с ума сводили крики.
Но далеко ли разве убежишь,
От пули и солдат на мотоцикле.
Вдруг голос из раскрытого окна, почти у кожзавода, под горою:
- Бегите люди поскорей сюда! Бегите побыстрей, мы вас укроем!
И - тишина. Свеча.
Сырой подвал казался райским уголком Вселенной.
Огарок тусклой свечки догорал, и приближал рассвет освобожденья.
Когда восторга отгремел салют
И люди из подвала выходили:
- Спасительница, как же вас зовут? Еврейка благодарная спросила.
- Я Шонина, я русская, я мать спасала вас без всякой тайной мысли.
- А стоило ли жизнью рисковать?
- Да стоило, во имя новой жизни!»
После освобождения в марте 1944 г. в Балте насчитывалось немногим более 2700 евреев.
@темы: память,боль
-
-
04.01.2014 в 23:36И все же настоящим героем мы считали Мишу Спектора. Его маму расстреляли в Кодымском Яру. Он убегал, его хватали. Однажды при очередном побеге он был ранен в ногу. А в гетто он вместе с другими старшими ребятами связался с партизанами и не раз участвовал в рейдах против оккупантов.
Я внучка Миши Спектра.
Очень хотелось бы с Вами поговорить.
[email protected]
Илона.
-
-
27.01.2015 в 20:37-
-
27.01.2015 в 20:38-
-
19.09.2016 в 22:00[email protected]
Майя